Три возраста Окини-сан - Страница 64

К оглавлению

— Вас послушай, — сказала Ольга Викторовна, — так лучше бы вы, миленькие, сидели дома и никуда не высовывались…

Гога спросил отца — а что думает Рожественский?

— Не твое дело, — отвечал отец. — А я вот думаю что в восемь утра «Ослябя» начнет сниматься, и тебе… пора.

— Как? — всем телом напряглась Ольга. — Уже?

— Да, мамочка. Давай простимся…

Он оставил ее в слезах. Коковцев натягивал пальто.

— И ты? — припала к мужу Ольга Викторовна. — Владечка, только сохрани мне сына… умоляю тебя!

Владимир Васильевич погладил ее по голове:

— Фелькерзам с утра поведет старые броненосцы, после него тронется «Аврора» за транспортами, а мы в полдень. Успокойся: мир наступит раньше, нежели мы будем у Мадагаскара…

Других слов он не нашел (да, кажется, и не искал их).

Было еще темно, когда эскадра пробудилась ради свершения молебна в ознаменование будущей победы. В промозглом воздухе отсыревших отсеков звучало молитвенно:

— Болярину Зиновию и дружине его здравия и спасания на водах и во всем благого поспешения, на враги же болярина Зиновия и дружины его — победы и а-а-о-о-о-одоления супостата!

— Репетиция панихиды. — шепнул Игнациус Коковцеву.

* * *

Рассвет был тусклый, цепенящий. Матросы задирали воротники бушлатов, офицеры грели руки в карманах тужурок. Тяжелые броненосцы утюжили своими железными брюхами жидкие рейдовые грунты, их мощные винты взбивали пакостные илы, как вертушки взбивают пышные кремы для торжественных тортов на именины…

Жутко! Но всюду хохочут:

— Никак не отпускает нас Либава, хоть ты тресни!

— А погодка-то — как раз для прогулки на кладбище.

— Да еще пятница сегодня, господа! К несчастью…

Коковцев с небывалой болью вспоминал последние слова Ольги. Наконец на мостик «Суворова» поднялся вице-адмирал. Желая как можно скорее эшелонировать эскадру в дорогу, он рассыпал над рейдом выговоры кораблям. Дело простое:

позывные «Осляби», выстрел — выговор,

позывные «Донского», выстрел — выговор,

позывные «Камчатки», выстрел — выговор…

Получив по выговору, корабли медленно растворялись в тусклой мороси непогодья. Прощай, матушка-Россия, вернемся ли? Коковцев начал креститься, к нему подошел Эйлер:

— Не хочу думать, чем это кончится для нас, но для России, надо полагать, все еще только начинается.

— Леня, и без тебя тошно! Хоть сегодня не каркай…

Из гавани, нагоняя броненосец, выскочил либавский буксир под флагом порта. На его корме толпились родственники моряков, и Коковцев издалека расслышал напутствие жены:

— Владечка! Счастливого пути вам всем…

Коковцев разглядел на буксире Ивону с собачкой.

— Это и есть Жако? — спросил он Эйлера.

— Да. Песик скрасит ее одиночество.

— Возможно, — согласился Коковцев…

Покинув родные берега 2 октября 1904 года, эскадра Рожественского обогнула Африку и, выдержав шторм небывалой мощности, пересекла меридиан Петербурга в Южном полушарии; а 16 декабря увидела перед собой зеленые берега Мадагаскара… Рожественский задал вопрос:

— Хочу точно знать — где отряд Фелькерзама? Фелькерзам еще в Танжере подчинил себе корабли с малой осадкой, которые вел Суэцким каналом, а рандеву с ним было заранее обусловлено возле берегов Мадагаскара.

— Ваше превосходительство, — доложил Коковцев флагману, — Токио произвело внушительный нажим на Францию, и французы, при всей их любезности, определяют для нас глухую стоянку в Носи-Бе, для чего эскадре предстоит удлинить маршрут еще на шестьсот миль…

Адмирала было не узнать. За два с половиной месяца пути он, еще недавно глядевший орлом, превратился в изможденного старика. Перемена была столь разительна, что даже Коковцев, ежедневно с ним общавшийся, поражался его внезапной дряхлости. Впрочем, в таком возрасте нельзя по десять суток не сходить с мостика, лишь урывками задремывая в кресле штурмана. Рожественский уже не говорил — он кричал:

— Так куда же, черт побери, провалился Фелькерзам?

— Фелькерзам ведет свой отряд в Носи-Бе.

— Хорошо. Пошлите буксир «Русь» до телеграфа в Таматаве, чтобы прояснить обстановку в мире и… в Порт-Артуре.

— Есть! Хоронить умерших прикажете в море? — Оставьте их в банях… погребем в Носи-Бе.

Уже зашитые в парусину, мертвецы хранились на полках в корабельных банях. Все помыслы адмирала — о транспорте «Иртыш», который должен доставить на эскадру те злополучные двадцать процентов снарядов сверх штата — для практических стрельб.

— А где «Иртыш»? — тревожился Рожественский. — Адмиралтейство молчит. Но должны там понять, что без проведения, практических стрельб боевая значимость эскадры равносильна нулю… Наконец, что вы едите, Владимир Васильевич?

— Консервы Малышева, — отвечал Коковцев.

— Вот! А матросы судят справедливо, что из ананасов с кокосами щей да каши не сваришь… Мне нужен «Иртыш». Мне нужен Фелькерзам со своим отрядом. Порт-Артур держится. Он обязан устоять до появления моей эскадры. Но даже малую задержку на Мадагаскаре считаю стратегически недопустимой и политически вредной для нашего состояния.

А за белой полосой пляжей, окантованных лентами прибоя, стояла плотная стенка тропических джунглей, наполненных райской тишиной и диковинными ароматами. Полураздетые и босые матросы с голодным блеском в глазах глядели на незнакомые кущи чужестранных лесов. Температура в кочегарках броненосцев поднималась до пятидесяти пяти градусов по Цельсию, машинисты, отстояв вахту, выдавливались из люков, как скользкие мокрые черви, и ложились на палубу в обморочном состоянии… Слева — Африка, справа — Индийский океан! Но им было уже не до экзотики.